Деклассированная нация

Только идея «сменить народ» не является со­всем уж новой. Так, например, во время войны за не­за­ви­си­мость Нидерландов от испанской ко­ро­ны гер­цог Фердинанд Альба, обращаясь к не­по­кор­ным жителям Голландии, угрожал им вот чем:

«…Нет строгости, нет жестокости, как бы они ни были велики, которых бы вам не следовало ожидать; мы внесём опустошение, голод и меч, так что нигде не останется и следа того, что теперь существует; Его Величество разорит и совершенно обезлюдит страну и заставит её заселиться снова иностранцами, потому что иначе Его Величество не может поверить, чтобы воля Божия и Его Величества была выполнена».

И это были не пустые угрозы. Вот цитата из его же письма королю Испании Филиппу II:

«…Если я возьму Алькмаар, я решился не ос­та­вить ни одного существа в живых. Нож будет всажен в каждое горло... Пусть Ваше Ве­ли­че­ство разуверится во мнении, что добротой мож­но что-нибудь сделать с этим народом. Дела дошли уже до такой степени, что мно­гие люди, родившиеся в этой стране, ко­то­рые до сих пор стояли за милосердие, те­перь вышли из заб­луж­де­ния и признались в своей ошибке. Они такого мнения, что в Аль­к­ма­а­ре не нужно ос­та­вить ни одной живой души, а что нужно пе­ре­бить всех до пос­ле­дне­го».

Так что российские правители действуют в точности по герцогу Альбе.

Но у Фердинанда Альбы, как гласит не­умо­ли­мая история, всё-таки ничего не получилось. Даже упомянутый выше Алькмаар он взять так и не смог. Местные жители, убедившись, что боль­ше им ничего не остаётся, пригрозили Альбе и ру­ко­во­див­ше­му осадными работами его сыну Фран­сис­ко Толедо, что разрушат все городские пло­ти­ны и отправят себя вме­с­те со все­ми осаж­дав­ши­ми го­род ис­пан­ца­ми на корм ат­лан­ти­чес­кой сель­ди. В качестве первого и последнего предупреждения они открыли несколько шлюзов, затопив часть города и большинство осаждавших. Этот са­мый «ша­хид­с­кий» на­строй — «мы хо­тим уме­реть боль­ше, чем вы хотите жить» — и за­с­та­вил уце­лев­ших испанцев снять осаду и в па­ни­ке убраться куда подальше.

Появится ли такой же настрой у русских — пока непонятно. Но это, похоже, един­ствен­ный вариант выжить и избежать сценария гер­цо­га Аль­бы — того самого «ножа», который «будет вса­жен в каждое горло» «этому на­ро­ду» го­ря­чи­ми кавказскими джигитами, и пос­ле­ду­ю­ще­го за­се­ле­ния «этой страны» ино­с­т­ран­ца­ми.

И, прежде чем искать среди русских нового Вильгельма Оранского, способного возглавить русское Сопротивление, надо думать о создании единого и могучего движения «гёзов» — тех са­мых нищих голландских дворян обоего пола, бо­ять­ся которых надменные испанские наместники считали ниже собственного достоинства.

Как показала голландская национально-ос­во­бо­ди­тель­ная революция, путь к во­о­ру­жён­но­му сопротивлению (до которого, слава Богу, мо­жет так и не дойти — не испанские в России на­ме­с­т­ни­ки, нет у них испанской твёрдости) ле­жит через создание массовой легальной оп­по­зи­ции, слу­жа­щей питательной базой для все­на­род­но­го дви­же­ния.

И эта легальная оппозиция должна быть глу­бо­ко идейной. Она должна знать, за что и против кого она сражается, каковы сильные и слабые сто­ро­ны врагов её народа.

Вот к этому мы сейчас и перейдём.

«НОВАЯ ХАЗАРИЯ» И РУССКИЙ НАРОД

Опять начнём с цитаты. А. Бестужев. «Ам­ма­лат-бек»:

«Между тем, как Аммалат, по азиатскому обы­чаю, снимал с убитых оружие и связывал вместе повода оставленных коней, я выговаривал ему за его притворство и клятвы перед разбойником. Он с удивлением поднял голову:

– Чудной вы человек, полковник, — возразил он мне. — Этот злодей наделал исподтишка рус­ским тьму вреда, то поджигая стога сена, то уводя в плен одиноких солдат, дровосеков! Знаете ли, что он бы замучил, истиранил нас для того, что­бы мы пожалобнее писали к своим и тем более дали выкупу.

– Всё это так, Аммалат, — сказал я, — но лгать, но клясться не должно ни в шутке, ни в беде. Разве не могли бы мы сразу броситься на разбойников и начать тем, чем кончили?

– Нет, полковник, не могли. Если бы я не за­го­во­рил атамана, нас бы при первом движении прон­зи­ли пулями; притом, я знаю эту сволочь весь­ма хорошо — они храбры только в глазах ата­ма­на, и с него надобно было начать расправу».

России и русской нации нынче противостоит относительно сплочённый фронт мигрантов, ве­ду­щая роль в котором принадлежит племенам семитского, тюркского и кавказского корней. В частности, уникальный пример типа «три в од­ном» представляют собой изначально кавказские (праиндоевропейские по происхождению) че­чен­цы. За 1600 лет кавказской письменной истории этот народ порядком смешался с семитами (гор­с­кие евреи, арабы) и тюрками (гунны, хазары, огу­зы). А в последние 200-300 лет в стройные ряды чеченского народа влились и предатели из числа славян. Тех же уроженцев села Дышне-Ведено, откуда родом и Шамиль Басаев, остальные вай­на­хи называют «чеченцами с русскими хвостами» — это село было построено беглыми солдатами и казаками, принявшими ислам.

Вообще пример Хазарии, в которую русский народ с поразительным упорством тянут пос­ле­днее столетие, далеко не случаен и требует более подробного рассмотрения. Сразу подчеркнём, что практически все, написанное ниже, не относится к татарам, башкирам, хакасам и прочим тюркам из числа коренных народов России, которые за время жизни в составе национального русского го­су­дар­ства усвоили некоторые славянские чер­ты ха­рак­те­ра, что и позволило веками жить с ними в мире.

Великий мыслитель Русского Зарубежья Ни­ко­лай Трубецкой, исследуя хазарский феномен, заодно детально разобрал сильные и слабые сто­ро­ны мышления семитов и тюрков, знание ко­то­рых как раз и нужно русским патриотам в борьбе про­тив «Новой Хазарии»:

«…Мы не ошибёмся, если скажем, что во всем духовном творчестве тюрков господствует одна основная психическая черта: ясная схематизация сравнительно небогатого и рудиментарного ма­те­ри­а­ла…­Ти­пич­ный тюрк не любит вдаваться в тонкости и в запутанные детали. Он пред­по­чи­та­ет оперировать с основными, ясно вос­при­ни­ма­е­мы­ми образами и эти образы группировать в яс­ные и простые схемы… Тюркская фантазия не бедна и не робка, в ней есть смелый размах, но размах этот рудиментарен: сила воображения на­прав­ле­на не на детальную разработку, не на на­гро­мож­де­ние разнообразных подробностей, а, так сказать, на развитие в ширину и длину; картина, рисуемая этим воображением, не пестрит раз­но­об­ра­зи­ем красок и переходных тонов, а написана в основных тонах, широкими, порой даже ко­лос­саль­но широкими мазками…

Описанная психология типичного тюрка оп­ре­де­ля­ет собой и жизненный уклад, и ми­ро­со­зер­ца­ние носителей этой психологии. Тюрк лю­бит симметрию, ясность и устойчивое рав­но­ве­сие; но любит, чтобы все это было уже дано, а не задано, чтобы все это определяло по инерции его мысли, поступки и образ жизни: ра­зыс­ки­вать и создавать те исходные и основные схемы, на ко­то­рых должны строиться его жизнь и ми­ро­со­зер­ца­ние, для тюрка всегда мучительно, ибо это ра­зыс­ки­ва­ние всегда связано с острым чув­ством от­сут­ствия устойчивости и ясности. По­то­му-то тюр­ки всегда так охотно брали готовые чужие схемы, принимали иноземные верования. Но, конечно, не всякое чужое миросозерцание приемлемо для тюрка. В этом миросозерцании непременно дол­ж­на быть ясность, простота, а главное, оно дол­ж­но быть удобной схемой, в которую можно вло­жить все, весь мир во всей его конкретности. Раз уверовав в определенное миросозерцание, пре­вра­тив его в под­соз­на­тель­ный закон, оп­ре­де­ля­ю­щий все его поведение, в универсальную схему и достигнув таким об­ра­зом состояния устойчивого равновесия на ясном основании, тюрк на этом ус­по­ка­и­ва­ет­ся и крепко держится за свое ве­ро­ва­ние. Смотря на ми­ро­со­зер­ца­ние именно как на незыблемое основание душевного и бытового равновесия, тюрк в самом миросозерцании про­яв­ля­ет косность и упрямый консерватизм. Вера, попавшая в тюркскую сре­ду, неминуемо за­с­ты­ва­ет и кристаллизуется, ибо она там призвана иг­рать роль незыблемого цен­т­ра тяжести — глав­но­го условия устойчивого равновесия.

На этой особенности тюркской психологии основано странное явление: притяжение между психикой тюркской и семитской. Трудно найти две более различные, прямо противоположные друг другу психики. Можно показать, опять-таки на основании конкретных этнографических дан­ных, языка, музыки, поэзии, орнамента, что пси­хо­ло­гия семита разительно противоположна пси­хо­ло­гии тюрка. И, тем не менее, не случайно, что большинство тюрков — магометане и что тюрки-хазары были единственным в истории не­се­мит­с­ким народом, сделавшим своей государственной религией иудаизм.

Семит, выискивающий противоречия, на­хо­дя­щий особое удовольствие в обнаружении про­ти­во­ре­чий и в казуистическом их преодолении, лю­бя­щий ворошиться в сложно переплетенных и за­пу­тан­ных тонкостях, и тюрк, более всего не­на­ви­дя­щий тревожное чувство внутреннего про­ти­во­ре­чия и беспомощный в его преодолении, — это две натуры, не только не сходные, но и прямо друг другу противоположные. Но в этой про­ти­во­по­лож­но­с­ти и причина притяжения: семит делает за тюрка ту работу, на которую сам тюрк не спо­со­бен, — преодолевает противоречия и под­но­сит тюрку решение (пусть ка­зу­и­с­ти­чес­кое), сво­бод­ное от противоречий. И немудрено поэтому, что, ища необходимой базы для ус­той­чи­во­го равновесия, тюрк постоянно вы­би­ра­ет такой базой плод творчества семитского духа. Но, за­им­ствуя этот плод чуждого духа, тюрк сразу уп­ро­ща­ет его, воспринимает его ста­ти­чес­ки, в готовом виде, и, превратив его в одно лишь незыблемое основание своей душевной и внеш­ней жизни, раз и навсегда мумифицирует его, не принимая никакого участия в его внутреннем раз­ви­тии. Так, тюрки не дали исламу ни одного сколь­ко-нибудь крупного богослова, юриста или мыс­ли­те­ля: они приняли ислам как завершенное дан­ное».

Не случайно основными инициаторами ус­та­нов­ки в Москве памятника Гейдару Алиеву были не столько сами азербайджанцы, сколько азер­бай­д­жан­с­кие евреи, которые захватили ру­ко­во­дя­щие посты в пищевой промышленности и ока­зы­ва­ют влияние даже на правительство России. Поэтому план «Новой Хазарии» ими реализуется, можно сказать, вполне последовательно — для этого и завозятся в Россию азербайджанцы. Толь­ко теперь русские могут осознать в полной мере ту «смешную» причину, по которой тот же Ва­си­лий III отказывал евреям в гостеприимстве: «В Москве евреев не выносят, потому что они очень плохие люди. Недавно учили турок, как плавить медные пушки».

А для русских в «Новой Хазарии», как и в ста­рой, найдётся место разве что в качестве рабов. Или предателей, добровольно работающих на врагов собственного народа и имеющих не­ко­то­рый шанс когда-то смешаться с низшими пред­ста­ви­те­ля­ми семитской «элиты». Совсем не слу­чай­но в СССР большинство руководящих постов было занято либо евреями (и примкнувшими к ним кавказцами), либо русскими «примаками», женатыми на еврейках и проводящие в жизнь ин­те­ре­сы своих новых родственников.

Для тюрок правителями «Новой Хазарии» от­во­дит­ся роль торгового сословия, и, отчасти, мас­со­вой военной силы. Отводится совсем не зря — как показал опыт почти четырехвекового про­ти­во­сто­я­ния русских и турок-османов, про­длив­ше­го­ся до Первой мировой войны, турки были весь­ма упор­ным и опасным противником для Русской армии. Из азербайджанцев воины также могут быть впол­не достойные. Азербайджанский ве­те­ран Бахрам Вахидов в своей статье «На­ци­о­нальные осо­бен­но­с­ти солдат» описал достоинства и не­до­стат­ки своих сородичей честно и объективно, что, очень возможно, весьма пригодится русским уже сей­час:

«Как солдат азербайджанец представляет со­бой, скорее всего, глину — что хочешь, то и лепи… Сельский более физически развит, вынослив, бы­с­т­ро адаптируется в полевых условиях, менее при­хот­лив… Вместе с тем, мои сельские солдаты были пассивны, нет никакой выдумки, вы­пол­не­ние при­ка­за беспрекословное, но и бездумное (это надо взять на заметку — А.Ф.). Никакой инициативы.

В качестве метода воспитания было дей­ствен­но со­че­та­ние «грозного» рыка, легкого тыч­ка и вни­ма­ния (в любом виде — простое слово, си­га­ре­та и т.п.). В боевых условиях — старается вы­не­с­ти раненого, в бою упорен, (за ис­клю­че­ни­ем не­сколь­ких моментов, укажу ниже), в ру­ко­паш­ной дерется жестко. Более сострадателен, и скло­нен к дружбе.

Городские — мало пригодны для окопной жизни… Склонны к обсуждению приказа, счи­та­ют (особенно по первости) себя умнее всех. Го­род­с­кой инициативен (иногда хорошо, иногда хреново), более индивидуален, редко сходились (особенно бакинцы) с иногородцами и сель­ча­на­ми, закрыты для дружеских отношений. Все рот­ные стукачи были городские. Кстати, воры тоже. Склонны были к подставе. В боевых условиях — в рукопашной слаб, жесток к пленным, раненых, за редким исключением, не подбирает, при удер­жа­нии позиции нестабилен, однако лучше сель­с­ко­го адаптируется к изменяющейся обстановке (бо­е­вой). Методы воздействия два — разговор и жестокое избиение… Как правило, избиение дей­ству­ет на всех сразу…

Азербайджанский солдат ориентирован на окружающих. Сильное чувство толпы, что ли. Если в атаке побежало назад 10 ближайших солдат, бегут все. Вместе с тем плюс — в атаку идет — главное поднять хоть десяток солдат, в ру­ко­паш­ной стараются действовать по двое, по трое на одного противника (Боже, как это знакомо рус­ским людям по дракам на рынках! — А.Ф.)… Подвержен панике (кто сомневается, по­смот­ри­те снятую Невзоровым у азербайджанцев ленту «Ге­ран­бой­с­кий батальон» — А.Ф.). Ленив, то есть сам редко пойдет улучшать позицию. Склонен к трепачеству, пустым словам, громким за­яв­ле­ни­ям, хвастовству. Если есть авторитетный ко­ман­дир, слепое подчинение, готовы убивать даже своих, если прикажет именно этот командир (это очень важно — А.Ф.). Низкий моральный дух, склонность к землячеству. Плюсы азер­бай­д­жан­цев в том, что достаточно обучаемы и ув­ле­ка­е­мы чем-то. Если командир умеет заинтересовать солдат, начинается рвение, улучшение несения службы, повышается спайка, растет дух. Склон­ность достать что-то (то, что у нас презрительно зовут торговцами) выливается в хорошие дей­ствия в разведке (вспоминается анекдот времен Ше­с­ти­днев­ной войны про оборотистого еврея-раз­вед­чи­ка, который с трудом, но всё же продал арабам израильские листовки — А.Ф.).

Насчет трусости и мужества. Хочу отметить следующее: в отличие от мнения большинства рус­ских и армян о том, что азербайджанцы тру­сы — это не так (Очень правильное замечание. Азер­бай­д­жан­цы в массе своей вовсе не трусы, боль­шин­ство случаев «трусости» на самом деле сво­дят­ся к вышеописанной коллективной панике — А.Ф.)… Есть приказ — будет сделано много, что­бы его выполнить, нет — ничего не будет. Глав­ное — не допустить паники, и все будет хорошо».

Наконец, кавказцам в этом плане отведена роль «смотрящих», «беспредельщиков», военной «эли­ты», «крыши» над азербайджанскими тор­гов­ца­ми и надзирателей над русскими рабами. В самом чистом виде это продемонстрировала работа рос­сий­с­кой гуманитарной миссии в Ливане — рус­ские парни из стройбата горбатились на ли­ван­с­ких стройках под охраной доблестных чеченских спецназовцев.

Но даже у таких бесстрашных кавказских «сверх­че­ло­ве­ков» есть свои слабые места. Это, прежде всего, преобладание родоплеменного на­ча­ла над национальным, а также… слабая ду­хов­ность. Да-да, именно так. Все труды су­фий­с­ких мистиков, написанные на Кавказе — ско­рее, «для служебного пользования». Про­стой на­род знает, что они есть, но не более того. На­ко­нец, это почти полное неумение про­счи­ты­вать свои шаги и их последствия более, чем на один-два шага вперёд. Вкупе с воинствующим не­ве­же­ством.

«Факты в студию»? Извольте, сколько угод­но. Сначала разберёмся с преобладанием ро­доп­ле­мен­но­го начала. Еще большевики с горечью от­ме­ча­ли несовместимость классовой борьбы и родоплеменного засилья (как выражался Серго Орджоникидзе, «тайповщины»). На страницах журнала «Революция и горец» в 1920-х гг. пра­виль­но указывалось, что большевизм требует бес­по­щад­ной борьбы с традиционной элитой, что совершенно не возможно в условиях «тай­пов­щи­ны»: «…Для коммуниста, который еще связан пуповиной со своим родом (фамилией), кулак данного рода в определенных отношениях «свой». Поэтому часто сила родовых связей оказывается сильней классовых задач». Если даже боль­ше­ви­ки признавали бессилие своего «всесильного, по­то­му что верного» учения против «тайповщины», что уж тут говорить о россиянской «вертикали власти»…

Теперь насчет духовности. Мнение ис­сле­до­ва­те­ля начала XX века Ва­си­лия Ве­лич­ко: «…глу­бо­чай­ший, всесторонне ох­ва­ты­ва­ю­щий жизнь ма­те­ри­а­лизм был ру­ко­во­дя­щим на­ча­лом, ис­клю­ча­ю­щим вся­кую прин­ци­пи­аль­ность в ев­ро­пей­с­ком смыс­ле этого сло­ва; га­рем­ные ин­т­ри­ги и во­об­ще чувственно-во­с­точ­ная психология играли пре­об­ла­да­ю­щую роль даже в местностях, оза­рён­ных светом хри­с­ти­ан­ства. Так как при по­доб­ном анар­хи­чес­ком бес­по­ряд­ке ве­щей воз­мож­ны лишь не­слож­ные груп­пи­ров­ки людей, вы­зы­ва­е­мые вдо­ба­вок инстинктом са­мо­сох­ра­не­ния, то такой груп­пи­ров­кой явилось ро­до­вое начало со своей узкой моралью и слабой прин­ци­пи­аль­но­с­тью».

Неслучайно чеченцы сначала с радостью при­ня­ли практический большевизм в виде ло­зун­га «Грабь награбленное!». Идиллия дли­лась ров­но до тех пор, пока новая власть не по­ку­си­лась на святая святых чеченцев — «набеговую эко­но­ми­ку» вкупе с пресловутой «тай­пов­щи­ной». Сра­зу же после этого идиллия сме­ни­лась бес­по­щад­ной войной на взаимное унич­то­же­ние. Без­на­деж­ная косность, не­пос­ле­до­ва­тель­ность и трусость последних коммунистов позволили чеченцам во главе с Джохаром Ду­да­е­вым одер­жать в этой вой­не убедительную победу.

Более того, несмотря на весь материализм «чистого ислама», чеченцев и ингушей сложно даже назвать собственно мусульманами. Их вера, строго говоря, представляет собой син­к­ре­ти­чес­кий культ, образованный из ислама, хри­с­ти­ан­ства и язычества с решительным преобладанием пос­ле­дне­го. По свидетельству энциклопедии Брок­га­у­за и Ефрона, «кистины и ингуши празднуют Но­вый год, день пророка св. Илии и Троицын день. Во многих местах они приносят в жертву баранов в честь св. Девы, св. Георгия и св. Марины. В на­ча­ле XVIII в. чеченцы приняли ислам по суннитскому толку. В своих религиозных обычаях, кроме эле­мен­тов христианских и магометанских, чеченцы сохранили много элементов первобытного язы­че­ства, между прочим, и фаллического культа. Находимые часто в стране маленькие бронзовые голые приапические статуэтки пользуются по­кло­не­ни­ем мужчин, как охранители стад, и женщин, которые их обнимают, вымаливая детей му­жес­ко­го пола. У кистов и галгаев (племя ингушей — А.Ф.) находим еще более интересный обычай. Бездетная женщина отправляется в избушку с дву­мя выходами, в которой сидит в одной рубашке священник, представитель матсель (Матери Бо­жи­ей) и просит его о даровании детей, после чего удаляется через другой выход, все время об­ра­щен­ная лицом к священнику». Разве это ор­то­док­саль­ный ислам?

А вот что писал о пережитках христианства и язычества у вайнахов русский исследователь XIX века М. Селезнёв в «Руководстве к познанию Кав­ка­за»: «…В продолжение Поста собирали яйца, не употребляя их даже по надобности, разбить яйцо считали преступлением. Накануне Пасхи кра­си­ли яйца, сперва разговлялись ими, потом уже другими яствами. Говорят, что даже и теперь во многих местах, в горах соблюдают эти обряды… Ингуши, кистины и галганы для празднования Нового года собираются в горы и там приносят жертвы Гальерду, который не имеет никакого оли­цет­во­ре­ния, считается духом, но в честь его по­свя­ще­ны церкви и часовни, оставшиеся от хри­с­ти­ан­ства... Мулла свободно кричит при ко­ло­коль­ном звоне, кистинский кумир Гальерд покойно стоит в старой, оставленной церкви царицы Та­ма­ры… Михаил Архангел почитаем даже вер­ны­ми идолопоклонниками-галгаями. Пророк Илья в уважении у всех: он считается покровителем ско­то­вод­ства и земледелия, везде ему воздают осо­бые почести, празднуют день его и приносят жер­т­вы. В честь св. Матфея у кистинов называется гора его именем. Св. Георгий Победоносец по­чи­та­ет­ся покровителем путешествующих по всем дорогам; ему молятся и приносят жертвы, осо­бен­но отправляясь на войну, в набег или в до­ро­гу». Молиться св. Георгию перед набегом на его почитателей — это могут только вай­на­хи…

Еще пара-тройка интересных фактов. Со­глас­но одной из чеченских сказок, именно Михаил Архангел научил людей… кровной мести — как единственному средству «стратегического сдер­жи­ва­ния» разных «отморозков». Пятница по-че­чен­с­ки до сих пор называется «пераска» — от греческого «Параскева», а воскресенье — «ки­ран­де» («Господень день»), так же, как «кира» — неделя (по-старославянски вос­кре­се­нье тоже на­зы­ва­ет­ся «не­де­лей», так как с него начинается новая неделя). Остальные на­зва­ния дней не­де­ли тоже вполне соответствуют рус­ским, от­счи­ты­вая дни от вос­кре­се­нья — в от­ли­чие от се­ми­тов (ара­бов, ев­ре­ев) и иуде­ох­ри­с­ти­ан (ар­мян, эфи­о­пов), от­счи­ты­ва­ю­щих дни от суб­бо­ты. И та­ких ос­тат­ков пра­во­слав­но­го хри­с­ти­ан­ства у вай­на­хов и во­об­ще у кав­каз­цев пре­ве­ли­кое мно­же­ство…

Напоследок разберемся с от­сут­стви­ем у боль­шин­ства че­чен­цев и родственных им по крови и характеру кавказцев спо­соб­но­с­ти к дол­го­сроч­но­му про­гно­зи­ро­ва­нию. Вот что писал о них в XIX веке такой сторонний на­блю­да­тель, как немецкий штаб-офи­цер русской службы Иоганн Ба­лам­берг (Бларамберг): «…Вос­пи­та­ние, образ жизни и внут­рен­нее управление у чеченцев такие, ка­ко­вы­ми они и должны быть у отчаянных людей. Рас­смат­ри­вая эти воинственные республики в по­ли­ти­чес­ком отношении, во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях с их со­се­дя­ми, можно заключить, что, на­по­до­бие других республик Кавказа, этот народ сохраняет дру­жес­кие связи и добрососедские от­но­ше­ния лишь с некоторыми по­гра­нич­ны­ми племенами, чтобы иметь поддержку в случае не­об­хо­ди­мо­с­ти. Но чеченцы от­ли­ча­ют­ся от других полным от­сут­стви­ем прозорливости, что и погубит их рано или поздно. Все их соседи: кабардинцы, ингуши, кумыки и лезгины — считают их наиболее не­при­ми­ри­мы­ми и лю­ты­ми врагами, так как этот на­род до такой степени оз­лоб­лен, что не щадит ни­ко­го и не ду­ма­ет о будущем.

Некоторые из их старейшин зачастую давали им хорошие со­ве­ты. Но это всегда было на­прас­но. Они, как и атаманы их раз­бой­ных групп, были ветрены и никогда им не сле­до­ва­ли.

Муллы внушали им как не­зыб­ле­мое правило:

1) питать непримиримую не­на­висть ко всем представителям иной религии, особенно к хри­с­ти­а­нам; долг му­суль­ма­ни­на — убивать их или же превращать в рабов;

2) тот, кто убил хри­с­ти­а­ни­на или был убит христианином, попадает пря­мо в рай, в то вре­мя тот, кто сдался живым не­вер­но­му, был навеки проклят и покрывал позором всю свою семью.

Простолюдины насквозь пропитаны этими моральными устоями и предаются им со слепым фанатизмом. Вот тому пример из тысячи случаев. В 1811 году один чеченец переправлялся вплавь через Терек средь бела дня близ станицы Чер­в­лён­ной. На виду у всех он вошёл в первый по­пав­ший­ся двор, где казак занимался домашней ра­бо­той, чеченец бросился на него и ударом кинжала свалил насмерть, так же он хотел поступить и с сыном казака, но его мать выхватила нож у убий­цы и повалила его наземь. Всем было интересно узнать причину столь коварного и неожиданного поведения. Его спросили, и он ответил, что убил свою собственную мать, был изгнан из своей рес­пуб­ли­ки и проклят муллой до тех пор, пока он не смоет своё преступление христианской кровью».

Так что смысл традиционного вайнахского приветствия «Марш могуш?» («Свободен ли, здоров ли?») в свете таких случаев надо по­ни­мать так же, как в пародии на старую рекламу: «Пап, убил? — Убил. — Как, всего пять? — Нет, больше!». То есть свобода бандитам нужна, увы, лишь для того, чтобы злоупотреблять ею самым дерзким образом, абсолютно не думая о бу­ду­щем. И не заботиться о получении знаний.

Недаром чеченский профессор Вахид Мед­жи­дов увидел причину бедствий своего народа в этом культе насилия и воинствующем невежестве: «Се­год­ня более могущественной силой стали знания, профессионализм, мастерство. Они вернее за­щи­ща­ют от противника, надежнее обеспечивают бла­го­со­с­то­я­ние. Поэтому у цивилизованных народов господствует не культ силы и смелости, а при­ори­тет знаний, профессионализма…. В наш век побеждает не храбрый народ, а умный. Мы име­ем самый низкий уровень образования среди на­ро­дов Кавказа и только поэтому бедны, не­сча­с­т­ны и не раз оказывались на грани гибели этноса. Только культ образования способен вынести нас из трагической полосы».

К словам уважаемого профессора мы сможем прибавить лишь одно: если чеченцы полученные знания употребят, как раньше, на «ос­во­бо­ди­тель­ную войну» — грань гибели чеченского этноса окажется этим самым этносом уверенно пе­рей­ден­ной.

«ПОНИМАЮ ЭТО КАК СВОЮ ЛИЧНУЮ ВИНУ»

Есть такая чеченская поговорка: «Кто ленится жать свою пшеницу, тот будет добывать камень для других». Она актуальна для самих чеченцев.

Наблюдение немецкого офицера Иоганна Бла­рам­бер­га («не думает о будущем») под­твер­ж­да­ют и те из чеченцев, которые о будущем своего народа стараются всё-таки думать. Что? Таких нет? Есть, ещё как есть. За время жизни чеченского народа в составе России и СССР не­боль­шая про­слой­ка таких людей всё-таки об­ра­зо­ва­лась.

Одним из таких людей был зам. командира чеченского ОМОНа (сфор­ми­ро­ван­но­го не при Ка­ды­ро­вых, а ещё в СССР) и начальник его штаба, подполковник МВД, преподаватель истории и об­ще­ство­ве­де­ния Буавади Дахиев, про­шед­ший обе чеченские войны на стороне России и смертельно раненый в нелепой перестрелке с ингушскими милиционерами 13 сентября 2006 года.

Этот человек, ставший символом для тех че­чен­цев и русских, который хотят жить в мире друг с другом, занимался странными, с точки зрения среднестатистического чеченца, вещами. На­при­мер, вместе со своей женой перевоспитывал не­удав­ших­ся «шахидок» и вообще взятый им в плен ваххабитский молодняк. За это он и его по­кой­ный командир Муса Газимагомадов, с чьего одоб­ре­ния это делалось, заслужили преследования со стороны Рамзана Кадырова: по мнению ка­ды­ров­цев, «ваххабиты», то есть все, не согласные с во­лей Рамзана Ахмадовича, подлежат, по-ер­мо­лов­с­ки, «не перевоспитанию — лишь унич­то­же­нию». К тому же Дахиев, как и подобает чеченцу, гор­дил­ся тем, что его брат, бывший ваххабитом, не сдался в плен, а погиб в бою, как мужчина.

Но что самое удивительное — Буавади не ис­пы­ты­вал «правоверной» ненависти к своим вра­гам. Более того, он удивительно по-русски их... жа­лел. Жалел не так, как жа­ле­ет вра­гов Рос­сии со­чув­ству­ю­щая им «демшиза» вро­де Ко­ва­лё­ва и Политковской (хотя, надо от­дать ей дол­ж­ное, её материал о погибшем Да­хи­е­ве был весьма объек­ти­вен, что для её творчества вообще ред­кость). А именно так, как настоящий воин жа­ле­ет маль­чи­шек и девчонок, которым за­ду­ри­ли голову и за­с­та­ви­ли воевать против него.

Вот его слова о спасённых им малолетних вдо­вах чеченских «эмиров», которых после гибели их мужей заставили стать «шахидками» «…А что они видели, эти девчонки?.. В их возрасте мы пи­о­не­ра­ми были, в пионерлагеря ездили, в кино хо­ди­ли, мороженое ели… А они ничего этого не ви­де­ли. Вот всё так и получилось. Я вину перед ними чувствовал…». И о юных боевиках, которых он, по их просьбе, не брал в плен живыми: «Не жили совсем, ничего так и не увидели. Я понимаю это как свою личную вину, что отняли у них детство (удивительно редкие для чеченца сознательность и сострадание — А.Ф.). Сколько раз просили меня, кричали из домов, которые мы окружали: «Дя­день­ка, дайте умереть!». И я давал им по­до­рвать­ся, потому что знал, что будет, когда возьмём их живыми. И родителям, бывало, передавал их пос­ле­дние слова».

Или вот такой эпизод: «По адресу недавно работали, двое из окон палят и палят, уже троих наших подстрелили. Надоело мне с ними раз­го­во­ры вести, вломился в квартиру и с колена обоих положил. А сам смотрю — совсем ведь еще па­ца­ны оказались, лет 15 — 17. И так сердце за­ще­ми­ло, может, надо было еще их поуговаривать».

И два последних штриха к портрету. Ра­дио­по­зыв­ным Дахиева было непривычное для Чечни слово — «Патриот». А на похоронах своих то­ва­ри­щей он не клялся отомстить за них, а говорил «Пусть Бог их простит».

Покойный Дахиев, как никто другой, по­ни­мал, что третья чеченская война, если она, не дай Бог, вспыхнет, закончится поголовной депортацией че­чен­цев уже не в Казахстан, а кое-куда подальше — как говорили в Гражданскую войну, «в Мо­ги­лёв­с­кую губернию». И переименовывать Че­чен­с­кую рес­пуб­ли­ку после этой войны придётся уже не в «Нох­чийн-Чо», а, скорее, в «Нохчийн-Мар­тан» или что-то в этом духе. Он и подобные ему люди искренне желали и желают добра своему народу и русским. И русские, поддержав их, из­влек­ли бы из этого пользу, прежде всего, для са­мих себя.

Никакой народ не может жить без своих ге­ро­ев, и чеченский народ — не исключение. И, если только в братоубийственной гражданской войне вообще могут быть герои, то это, конечно, Бу­а­ва­ди Дахиев.

Похожие на него люди были в Чечне всегда, просто их голоса и их дел почти никто не замечал на фоне громких «подвигов» абреков, про­ли­вав­ших реки чеченской и русской крови.

Но даже среди абреков старой закалки были люди, в чём-то похожие на Дахиева. Как, на­при­мер, Осман Мутуев, который своим главным вра­гом считал не русских, а тог­даш­них «ка­ды­ро­вых», три раза «сдававшим» его русским властям по сфабрикованным обвинениям. Жестоко рас­прав­ля­ясь с «кадыровцами», он, в отличие от по­дав­ля­ю­ще­го большинства других абреков, никогда не убивал рус­ских, которые попадались к нему в руки (хотя иногда «гоп-стопил» их и брал с них выкуп — но и в этом, как во всём остальном, его поведение можно признать вполне ры­цар­с­ким). Чтобы защитить своих земляков от не­спра­вед­ли­во­с­ти, он создал что-то вроде подпольного суда чести, ко­то­рый разбирал дела и выносил при­го­во­ры местным пре­вос­хо­ди­тель­ным бандитам, поддерживая некое подобие порядка. Более того, когда начальник округа издавал при­каз об аресте Мутуева, последний сам (!!!), при всех ре­га­ли­ях и при оружии, являлся к нему в кабинет, требуя лишь одного — справедливого суда и следствия. И, убе­див­шись, что его хотели просто сгноить за ре­шет­кой, «с чистой совестью» бежал из тюрьмы. Убил его не русский солдат (говорили, что сам Царь негласно приказал оставить Ос­ма­на в по­кое), а кровник из числа чеченцев.

Вот такая печальная история.

А пока чеченцам, которые понимают, к чему именно в ближайшей перспективе приведёт по­ли­ти­ка Рамзана Ка­ды­ро­ва по отношению к Рос­сии и русским, особенно ак­тив­ное участие в «спо­рах хозяйствующих субъектов» и го­су­дар­ствен­ное культивирование реликтового вайнахского бандитизма, остаётся только пить по ночам на кухне ме­ди­цин­с­кий спирт и вполне серьёзно го­во­рить своим русским собутыльникам: «Мы уже списаны… Уехать бы всей Чеч­нёй на Шикотан, чтобы никто не трогал».

Увы, даже если так сделать, почти наверняка среди уехавшей молодёжи отыщется какой-ни­будь юный и мно­го­обе­ща­ю­щий «абрек», ко­то­рый не захочет честно вы­ра­щи­вать овощи и до­бы­вать морепродукты. А вместо этого соберёт товарищей, даст им кинжалы с битами и поедет с ними на соседний остров Хоккайдо — громить бары и дискотеки, наводя своим «беспределом» ужас даже на членов местной «якудзы».

И все начнётся сначала...

ПРЕДУПРЕЖДЁН — ЗНАЧИТ, ВООРУЖЁН

«…А какие, собственно, проблемы? Нет ни­ка­ких про­блем! Есть только Единый Могучий Союз Советских Со­ци­а­ли­с­ти­чес­ких Республик, в ко­то­ром люди живут хорошо, счастливо, веря в не­да­лё­кое светлое будущее... А все, кто пытается на­гне­тать обстановку какими-то частностями, — предатели и провокаторы.
Нет тебе защиты нигде...
Вот и приходится брать в руки оружие...»

Ю. Гирченко. «В Союзе всё спокойно».

Сразу придётся охладить пыл некоторых ра­ди­каль­ных «национал-патриотов» и их оп­по­нен­тов из лагеря «демшизы». Равно как и товарищей с Лубянки. Никаких призывов к «на­силь­ствен­но­му изменению кон­сти­ту­ци­он­но­го строя», «раз­жи­га­нию» и так далее здесь нет. И не будет. Вместо этого мы постараемся сформулировать ос­нов­ные принципы русской национальной самообороны от на­ру­ши­те­лей закона и порядка — нелегальных миг­ран­тов, про­дав­ших­ся им «оборотней в по­го­нах», ру­со­фо­бов-«пра­во­за­щит­ни­ков», «ан­ти­фы»… Имя им — ле­ги­он.

Чему стоит поучиться у врагов — так это, на­вер­ное, действиям единым фронтом. Какую оже­с­то­чён­ную кам­па­нию развернули они в защиту того же Стомахина! Не по­лу­чи­лось — товарищ сел и непонятно, с какими взглядами и когда вый­дет из тюрьмы. Если вообще выйдет.

Почему не получилось? Потому что зарвался сверх вся­кой меры и сотрудничал с чечено-бан­ди­та­ми, размещая свои русофобские бредни на сай­те «Кавказ-Центр». Ны­неш­няя россиянская власть донельзя индифферентна ко всему, что на­пря­мую не затрагивает её интересы. Ру­со­фоб­с­кий гевалт «демшизы», в общем, был и остаётся ей «по барабану». Но открытый переход на сторону врага — это уже перебор. Даже для еврея-ин­ва­ли­да и обычно ло­яль­ной к чечено-бандитам рос­си­ян­с­кой Фемиды, которая, воздадим ей дол­ж­ное, здесь не побоялась назвать вещи своими име­на­ми: по словам прокурора, Стомахин «одоб­рял преступников и террористов, действия ко­то­рых направлены на уничтожение русского народа как на­ции». Этот удачный прецедент достоин внимания.

Всю эту публику надо раззадоривать, тре­во­жить, не давать ей покоя. Но в рамках закона. А за любые призывы в духе Стомахина — сразу по­да­вать в суд. И добиваться доведения его до конца с нужным русскому народу при­го­во­ром. А заодно и проследить, чтобы в местах лишения свободы с такими «узниками совести» обращались так, как они того заслужили — благо, возможности та­кие у патриотов есть.

Напоследок хотелось бы сказать пару слов и об ору­жии как таковом. Нынешнее оружейное за­ко­но­да­тель­ство, несмотря на его выраженную русофобскую на­прав­лен­ность (у власть пре­дер­жа­щих, милиции и кавказцев эф­фек­тив­ное ору­жие есть, у русских нет), всё же оставило пару серьёзных поблажек. Исключающих уголовную от­вет­ствен­ность в нескольких очень важных слу­ча­ях, ук­ла­ды­ва­ю­щих­ся в два волшебных слова: «гладкоствол» и «холодняк». Сии поблажки, кста­ти, приняты были, прежде всего, для удобства кавказцев, но могут сослужить неплохую службу и русским, которых гордым джигитам стало так удобно «рэзат». А оружейные магазины про­да­ют много всякой продукции, которая достаточно эффективна, особенно при доводке «молотком и зубилом», а лицензии вообще не требует. По­то­му что есть и третье волшебное слово, «ММГ».

Разумному вышесказанного достаточно, что­бы во­о­ру­жить­ся самому, вооружить своих близ­ких и избежать уголовной ответственности за из­го­тов­ле­ние и ношение оружия и боеприпасов в случае поимки. По крайней мере, в рамках дей­ству­ю­ще­го за­ко­но­да­тель­ства и при от­сут­ствии всякого рода под­бра­сы­ва­ний и подстав со сто­ро­ны ми­ли­ции.

Но это уже проблема для русских пра­во­за­щит­ни­ков и адвокатов.

Всеми силами надо избегать применения за­ре­ги­с­т­ри­ро­ван­но­го оружия, особенно газового и травматического. Как показали последние стыч­ки патриотов с активно ис­поль­зу­ю­щи­ми это ору­жие «нашистами» и «антифой», эффективность этой ерунды в реальной уличной драке стре­мит­ся к нулю. Поблажек на следствии русским, в от­ли­чие от «нашистов» и «ан­ти­фы», никто ока­зы­вать не будет. А что случается на суде с «но­же­ви­ка­ми», донельзя лучше показало «дело Коп­це­ва».

Единственное исключение из этого правила — доб­ро­воль­ные народные дружины, имеющие легальное ору­жие. Например, недавно такая дру­жи­на, набранная из членов прихода крас­но­яр­с­ко­го храма св. Иоанна Крестителя, ста­ла пат­ру­ли­ро­вать улицы родного города. Очень важный и по­зи­тив­ный прецедент, и нельзя допустить, что­бы он заг­лох в зародыше.

САМООРГАНИЗАЦИЯ ИЛИ СМЕРТЬ!

«…-Дело, видишь ли, вот какое. Мы, правду сказать, против тебя, Тевель, ничего не имеем. Ты хоть и жид, но человек неплохой. Да только одно другого не касается, бить тебя надо. Громада так порешила, стало быть, пропало! Мы тебе хоть стёкла повышибаем...»
Шолом-Алейхем. «Тевье-молочник».

Реальная самоорганизация русского народа может начаться только снизу. И для начала каж­до­му русскому хорошо бы развить у себя и чле­нов своей семьи эле­мен­тар­ную национальную со­зна­тель­ность.

Очень верным шагом в этом направлении мож­но счи­тать совместный призыв жителей Кон­до­по­ги и Движения против нелегальной им­миг­ра­ции объявить бойкот ок­ку­пан­там:

«- не сдавать жильё;
– не продавать ничего;
– не пользоваться никакими услугами от них (не за­хо­дить в кафе-рестораны, не пользоваться такси, никакими другими услугами);
– не предоставлять никаких услуг, даже за деньги;
– не брать на работу;
– не идти работать к ним;
– не поддерживать отношения, никак и нигде не со­дей­ство­вать».

Иными словами, русские должны под­дер­жи­вать сво­их вдов и стариков, чтобы те и в страш­ном сне не могли подумать о сдаче своих квартир кавказцам или о работе на них. Колеблющиеся должны уважать мнение русских (и бояться наказания!) больше, чем уважать и бояться кавказцев. Недаром оккупанты и их пособники уже тре­бу­ют запретить «ксенофобию» в объяв­ле­ни­ях о сдаче жилья «только русским». Видать, это начинает по ним бить, и бить весьма больно. А когда русский народ всерьёз нач­нёт кампанию по борьбе с предателями, сдающими квар­ти­ры врагам, это ударит по ним ещё больнее — им просто будет негде жить. Но это станет воз­мож­ным толь­ко тогда, когда русский вновь начнёт, как было ещё век тому назад, ставить мнение сво­е­го на­ро­да, своей общины выше соб­ствен­ных симпатий, ан­ти­па­тий, при­бы­лей и убытков — «громада так по­ре­ши­ла, ста­ло быть, про­па­ло!»

Важным направлением в деятельности рус­ских на ме­с­тах должна быть и контрпропаганда, на­це­лен­ная на раз­вал семито-тюрко-кавказского со­юза, стремящегося к по­ра­бо­ще­нию и унич­то­же­нию рус­ско­го народа.

В качестве этой контрпропаганды, об­ра­щён­ной к ев­ре­ям, отлично подходит напоминание об участи их про­стых сородичей в Баку и Чечне пос­ле победы ме­с­т­ных национал-радикалов (тот же Юлий Гусман, на­при­мер, убе­гал из столицы Азер­бай­д­жа­на бук­валь­но в одних та­поч­ках).

Очень к месту в такой ситуации будут и сло­ва раввина-гиперсиониста Аврома Шмулевича: «В Косово надо ус­т­ра­и­вать экскурсии — что бы по­смот­реть на свое будущее, на то будущее, что может быть у нас всех, которое может быть у Израиля, которое может быть у очень мно­гих народов России. Это и наше будущее — если мы не будем отстаивать свои ин­те­ре­сы, не защищать свою Родину, а продавать её».

Мусульманам же, особенно чеченцам (как сун­ни­там), стоит постоянно напоминать за­ме­ча­тель­ный памятник мусульманской мысли — хадисы Сунны. Например, такие:

«Не наступит последний час, пока му­суль­ма­не не сра­зят­ся с евреями и не убьют их, пока кам­ни и деревья, за которыми укрылись евреи, не скажут: «Мусульманин, раб Аллаха, здесь скры­ва­ет­ся еврей, приди и убей его!» (эта ситуация, которую приводят со слов Му­хам­ме­да Мус­лим и Бухари, повторяется ими и дру­ги­ми авторами Сун­ны с небольшими ва­ри­а­ци­я­ми). Иными словами, надо всего лишь убеж­дать их не быть «му­на­фи­ка­ми» («ли­це­ме­ра­ми»), а с равной бес­по­щад­но­с­тью вести джихад и против христиан, и против евреев, как и за­по­ве­дал «апостол Ал­ла­ха».

И триединый союз по строительству «но­вой Хазарии» разрушится.